Язык доведет

— Что ж вы сразу раздеваться? – белокурая худенькая девушка вскинула к лицу руки.

Григорий замер. А что еще делать? Пальцы застряли в петлице третьей пуговицы. Говорить с ней? Танцевать будет? Что?

В таких местах для отдыха он еще не бывал. Иммерсивный литературный… Понапридумывали.

Девушка, не мигая, смотрела на него. Неуютно как-то. Григорий огляделся. На декорациях явно сэкономили. Обои желтоватые, в пятнах, аж почернели по всем углам. Сыро. Сама комната походила на сарай. Стена с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь, так что его, при слабом освещении, даже и разглядеть нельзя было хорошенько; другой же угол был уже слишком безобразно тупой. Во всей этой большой комнате почти совсем не было мебели.  Стол с синей скатертью, два плетеных стула рядом с ним, кровать, комод. На комоде лежал Новый завет в кожаном переплете. На продавленном стуле, в искривленном медном подсвечнике, стояла свеча.

— Ну что же вы даже не говорите ничего? – девушка отвлекла Григория от рассматривания пространства, — Не спрашиваете, не интересуетесь…

— Эээ, — Григорий не знал, что сказать. Он уже привык к полумраку и разглядывал саму девушку. На костюмах, похоже, тоже сэкономили. Она была в каких-то лохмотьях, ярких, с разрезами, оголяющими ее худые ноги. И шляпа. Шляпа! Соломенная, круглая, с ярким огненного цвета пером! Verystrange. Но девушка молодая, девочка совсем. Может даже несовершеннолетняя. Григорий облизнулся, — а ты подскажи чего, я и скажу. А то совсем не понимаю, как у вас тут все устроено.

Девушка вздохнула:

 — Вы ничего, ничего не знаете…- ее руки то мяли, то расправляли юбку, — Я такая несчастная, ах, какая несчастная! И больная…

— Больная? – Григорий попятился, — в смысле, больная? Как же вы тогда клиентов, да как не стыдно вам, что же это такое! Помощь!

— Нет, нет! Да что вы это! – девушка бросилась к Григорию, и схватила его за руки, — душой, душой я больная, тошно мне, что таким делом занимаюсь! Не по своей воле я, папеньке работы не найти, вот и приходится мне по желтому билету…

— Ах это, — Григорий заметно расслабился, — да ну релакс, что тут переживать-то.

Григорий обхватил худенькую девушку правой рукой, а левой полез под юбку. Хотя сложно было понять, юбка это или несколько.

Девушка начала всхлипывать.

— Ну что ты? – Григорий попытался снежничать, — Целочка, что ли?

Девушка заплакала. Дааа, такие проститутки Григорию еще не попадались.

— Бог этого не попустит, — лепетала девушка, — не попустит…

Григорий спешно расстегнул джинсы.

— Что вы хотите, чтобы я сделала? – девушка посмотрела на Григория чистыми голубыми глазами, — может, вы хотите, чтобы я вам почитала? Вот, на комоде завет, давайте я вам почитаю, о воскрешении почитаю!

В глазах Григория промелькнуло что-то неясное, руки его обмякли, он сел на стул.

— О воскрешении…

— Да, да, про Лазаря!

Григорий взял томик завета, задумчиво покрутил, и положил обратно.

— А, может, лучше минетик?

Девушка вскрикнула, включилась сирена. Голос сверху произнес: «Пожалуйста, покиньте комнату. Вы не прошли квест. Пожалуйста, покиньте комнату».

Открылась входная дверь, Григорий еле-еле успел застегнуть ширинку.

— Что за хрень?! –ругался он под нос, — за что я десять косарей отдал?

В коридоре его ждал человек в белой маске. Он поднес палец к губам.

— Не надо мне рот затыкать, — не согласился Григорий, — ведите к администратору или кто тут у вас. Спилберг?

Белая маска жестами пригласила Григория следовать за ним. Они прошли коридор, остановились у лестницы, где молчаливый сопровождающий Григория открыл неприметную дверь.

— От Сонечки.

— Да, от Сонечки! – закричал Григорий. – Ну и девочки у вас! Динамщицы!

Белая маска легко толкнула Григория в спину и закрыла за ним дверь. Он оказался около стойки, за которой мерцали черно-белые экраны с разными комнаты. Григорий прищурился, очень было похоже, да нет, он точно был уверен, что на каких-то экранах было видно, как люди занимаются…

К стойке вышла пожилая дама в строгом платье с совиной брошью.

— Сонечка? – протянула дама низким грудным голосом, — Да вы еще не знаете, не знаете, какое это сердце, какая это девушка!

— Да что мне ее сердце, она меня обслужить отказалась! Словно я неправильный какой-то.

— Ну ответил ты ей неправильно, Животиков. Как, собственно, и в школе отвечал. Я еще удивилась, что ты Сонечку выбрал, ведь ты по «Преступлению и наказанию» двойку получил.

Григорий вытаращил глаза:

— Елизавета…

— Васильевна, Животиков, короткая твоя память.

— Что вы тут, как вы тут?..

— Нам не дано предугадать, Животиков. То двадцать лет заслуженным учителем, то с легкой правительственной руки, — Елизавета Васильевна кивнула в сторону портрета со спящим мужчиной, — пришлось податься в бизнес.

— Как? И вы? И вы тоже ..?

— Не я, Животиков, не я. Девочкам из лит. и пед. институтов тоже нужна работа.

— А я вот говорил, что эта литература нафиг никому не сдалась.

— Ты много что, Животиков, говорил, с ошибками. Как и писал.

— Да сейчас автокоррекция и войсы. Кому эта ваша гуманитарщина сдалась? Вон, ваши девочки гуманитарные в борделе работают!

— У нас не бордель, Животиков, а иммерсивный литературный дом. Edutainment, современный формат. Для тех, кто устал от классики, театра и балетов. Для куртуазной интеллигенции. Не понимаю даже, как тебя сюда занесло. Формат отлично идет у иностранцев, вон, твой товарищ уже полчаса от Бэллы не выходит.

— От Бэллы? Из «Сумерек»?

— Да, герой нашего времени… Из сумерек, Животиков, похоже ты до сих пор не вышел.

— Погодите, а как Джон с ней договорился? Или у вас тут для иностранцев поблажки?

— Никаких поблажек, Гриша. Нужно просто знать литературу, русскую литературу, наших авторов. Если ответишь правильно по сути, не дословно, то перейдешь к физическим утехам. Если ошибешься, можешь попытаться с другим персонажем в рамках игрового времени. 

— А с Сонечкой я чего должен был?

— А с Сонечкой ты, Животиков, должен был как Раскольников поступить.

— Топором, что ли?

Елизавета Васильевна посмотрела на Гришу, как на собаку, лающую на собственный хвост.

— Попросить ее Новый завет почитать. О воскресении Лазаря.

Григорий закатил глаза.

— Значит, я просто должен сказать или сделать что-то правильное, и вигоннахевфан?

— Фан, Гриша, — Елизавета Васильевна поднесла пальцы ко лбу, пытаясь успокоить пульсирующую вену, — ты бы с русским языком подружился сначала, прежде чем с английским заигрывать. Ты помнишь Белинского? «Пестрить русскую речь иностранными словами без нужды, без достаточного основания, противна здравому смыслу и здравому вкусу»!

— Белинский в параллели учился, Елизавета Васильевна, — напомнил Григорий.

Но Елизавета Васильевна продолжала цитировать:

— «Русский язык в умелых руках и в опытных устах— красив, певуч, выразителен, гибок, послушен, ловок и вместителен!»

— Вот именно на умелые руки и опытные уста я сегодня рассчитывал, Елизавета Васильевна!

Пожилая дама, заслуженный учитель и хозяйка Иммерсивного Литературного Дома нахмурилась, достала из ящика деньги и швырнула их на стойку:

— Иди отсюда, Животиков. Друга на улице подождешь.

— Чего это, «иди»? У меня еще игровое время осталось. Вы что думаете, я эти ваши литературно-гуманитарные штучки не разгадаю? Я зря, что ли, в стратегии рубился?

— Ну вперед, стратег, — Елизавета Васильевна ухмыльнулась и указала ему на дверь, — у нас еще два этажа. Разгадывай. Только с языком аккуратней, Животиков, особенно с английским. Понял меня?

— Эбсолютли! – издевательски заявил Животиков и поспешил покинуть кабинет.

Коридор выглядел побогаче комнаты Сонечки. По обеим сторонам висели подсвеченные черно-белые портреты солидных господ. Григорий подошел поближе к портрету мужчины с густыми усами. И тут портрет подмигнул ему и громко произнес: «Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах…». Григорий отпрянул. Тут еще и реквизит оскорбляет, нормально вообще? С соседнего портрета на него смотрел плешиватый сгорбленный старик с длинными редкими волосами. Старик прошептал: «Тварь ли я дрожащая или право имею?»

Мимо Григория, легко толкнув его в плечо, решительно прошла женщина в черном пальто. У нее были короткие завитые волосы, ощипанные по краям в ниточку пинцетом брови и тонкие с остро отточенными ногтями пальцы. В правой руке она несла мимозы.

— Стойте! – окликнул ее Григорий.

Девушка резко развернулась к нему. Показалось, что под пальто она была абсолютно голой, а правое колено кровоточило.

— Нравятся ли вам мои цветы? – голос у девушки был низкий, эхом ударившийся от стен.

Григорий бросил взгляд на отвратительные, тревожные желтые цветы.

— Д-да. Прекрасные цветы. И вы прекрасная. А может, вы знаете, где здесь есть приватный спейс, где мы могли бы немного.. туда-сюда?

Девушка сверкнула глазами:

— Все же и в наслаждении нужно быть хоть немного благоразумной…

Погас свет, запахло серой, Григорий потянулся к девушке, но споткнулся обо что-то. Судя по звукам, это был кот. Но какой-то, право, очень большой…

Когда зажегся свет, девушки с цветами уже не было. Григорий вздохнул, и побрел к лестнице. Коридор был пуст. Может, повезет на другом этаже?

На лестнице было холодно, как на улице. С верхнего этажа к нему на встречу приближалась молодая женщина 26-30 лет в черном бархатном платье. Она шла быстрою походкой, так странно легко носившею ее довольно полное тело. Подойдя к Григорию, она остановилась. Из‑за густых ресниц ее блестящих глаз вдруг показались слезы.

— Я не знала, что вы придете. Зачем вы пришли? – сказала она, схватившись за перила лестницы. И неудержимая радость и оживление сияли на ее лице.

Григорий залюбовался ее полными плечами и грудью, точеными, как старой слоновой кости, округлыми руками с тонкой крошечной кистью. Она была очень красива.

— Зачем я пришел? Ох…- с потолка посыпались мелкие белые блестки, словно они на улице, где метель. Или это и правда снег? – Зачем пришел… Ну а как иначе-то?

Глаза женщины засияли, она подошла к Григорию так близко, что он почувствовал жар ее тела. Кажется, угадал! Не упустить бы!

— Как иначе? Пятница сегодня. На работе устал, захотелось… эээ.. Товарищ вот мой позвал сюда, а тут ты, ну и я… — женские глаза тускнели. — Ну что ты от меня хочешь?!

Женщина сделала маленький шаг назад. Григорий заторопился:

— Ты меня напои, накорми, а потом спать уложи!

Женщина подняла брови. Что за бред вообще? Это же из сказок? Так-так, что же, что же…

— Я старый солдат и не знаю слов любви! Нет? Хочешь большой, но чистой любви? – женщина продолжала отступать, — Опять не то? Мы с тобой одной крови — ты и я! Ох… А! Вы привлекательны, я чертовски привлекателен, чего зря…

Женщина приподняла голову и процедила:

— Это дурно, что́ вы говорите, и я прошу вас, если вы хороший человек, забудьте, что вы сказали, как и я забуду.

Плачевно и мрачно заревел густой свисток паровоза.

На плечо Григория свалился тяжелый мешок, подкосились ноги.

— К нам приехал, к нам приехал! – с шумом и гамом Григория окружили цыгане, а мешок на плече оказался мохнатой медвежьей лапой. В глазах рябило от блесток и сверкающих золотых зубов, молодые черноволосые женщины бесстыже прижимали лицо Григория к своим грудям. Скрипач виртуозно завихрял эти странные танцы. Обнаружив себя в шершавой шестиразмерной груди пожилой цыганки, Григорий очнулся от морока.

— Ай, красивый, молодой, позолоти ручку, погадаю, всю правду скажу! – спешно закричала она, в попытке остановить бегство Григория, — ждет тебя пиковый…

Но было поздно, Григорий скрылся в большой гостиной и захлопнул дверь. 

У камина сидела необыкновенной красоты женщина. В черном шелковом платье, чрезвычайно простого и изящного фасона. Волосы темно-русые, глаза темные, глубокие. И огонь словно горел в них, а не отражал языки пламени.

Григорий прошел мимо нее и плюхнулся в соседнее кресло.

— Ничего тут не понимаю. Я просто пришел отдохнуть по-человечески. Просто! А тут все сложно! И все тут – сложные! Одна про Бога, другая про цветы. Проще надо быть, проще! Ближе к народу! Вот я – простой, и мне не стыдно, что я простой. А чего мне стыдиться?!

Григорий вскочил и стал ходить перед глазами женщины, словно выступая перед ней на сцене.

— Чего стыдиться? Желаний своих? Незнания литературы? Кам он! Можно подумать, это делает меня плохим человеком. А вы тут все такие тю-тю-тю, литературные, и ангелы прям сразу, да?

Григорий подошел к женщине и ткнул пальцем ей в плечо:

— Вот ты! Ты – ангел, скажи мне!

Женщина резко стряхнула палец Григория, словно скинула внезапно упавшую гусеницу. В ее глазах разгорался огонь, она прошипела:

— Врешь! Я сама бесстыдница! Я Тоцкого наложницей была..

— Бесстыдница? – Григорий не смог скрыть радости в голосе.

— Меня всё торговали, а замуж никто еще не сватал из порядочных людей.

— Торговали? – лицо Григория озарилось надеждой, — то есть можно… Погоди-ка.

Григорий стал рыться в карманах. Кошелька не было. Чертовы цыгане! Кешем было точно.

— Сейчас-сейчас, вот! – Григорий победно вытащил несколько купюр, — Держи!

Девушка выразительно подняла бровь. Григорий доложил еще. И еще. Получилась симпатичная горочка рыжих купюр. Григорий хлопнул себя по коленям.

— Все просто! Действительно просто!А то напустили туману, литературный, иммерсивный… Да все как везде! Хватит же? Пойдем?

Девушка встала с кресла, посмотрела на купюры.

— Убирай свою пачку, я за князя замуж выхожу и сама богаче тебя!

— Ч-чего?

Девушка схватила деньги и швырнула их в камин.

— Дура! Ты что делаешь, д-дура! – Григорий в один прыжок оказался у камина, и попытался выхватить быстро опаляемые огнем бумажки. – Вот больная! Все вы тут сумасшедшие!

Купюры горели быстро, но несколько пятитысячных Григорий все-таки вытащил.

— Зато еще молодые все, — раздался хриплый голос за спиной, — и мне хорошо с ними.

— А я не молодой разве? Тоже молодой! — парировал Григорий, — хочу простых вещей. Не о высоком! А тут все на сложных щах. Одеты в черное, говорят непонятно, несовременно. А я выпить хочу, релакснуть. Я же живой человек, в конце концов!

— Живой? Иссушенный временем, без тела, без крови, с сердцем без желаний, с глазами без огня. Живой? Почти тень!

— Покажу тебе сейчас, какая я тень.

Раздался глухой поломанный смех. Григорий обернулся, и подскочил.

К нему тянула руки старуха, улыбаясь беззубым ртом. Луна освещала ее сухие, потрескавшиеся губы, заостренный подбородок с седыми волосами на нем и сморщенный нос, загнутый, словно клюв совы. На месте щек были черные ямы, и в одной из них лежала прядь пепельно седых волос, выбившихся из-под красной тряпки, которою была обмотана ее голова.

Григорий бросился бежать. Вот коридор с портретами, холодная лестница, Сонечкин коридор… Уж точно старуха не догонит. Можно выдохнуть. Да и к черту уже, пора к выходу. Ну ее, эту русскую литературу, поеду в обычный…

Тут Григорий заметил слабо освещенную табличку: ForEnglishspeakers.

Вот оно! Это с русским языком фиг угадаешь, а с англоговорящими все ясно и прямо. Simple English, London is the capital..Щаразберемся.

Григорийоткрылдверь. Было очень темно. Пахло сырым песком, шаркали подошвы за оградой, это по улице проходили одинокие ночные прохожие.

Григорий вобрал воздуха в грудь и выкрикнул в темноту:

— I want you! Let’s make love!

Дверь захлопнуласьза его спиной. Тихо. Ни сирен, ни цыган. Неужели получилось?

Зажглась тусклая лампочка. Из темноты к Григорию выдвинулся здоровый черный парень. Верхнюю губу его пересекал шрам. От него пахло крепким одеколоном и каким-то острым алкоголем. Парень расстегнул ширинку широких черных брюк. Облизнул шрам на верхней губе и сказал:

— Well, helloEdichka.

Опубликовано

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *